КУХНЯ БЕЗ КОМПРОМИССОВ

        Ночная кухня — это территория окончательного и бесповоротного паралича мыслей. Ни в коем случае нельзя оставаться в таком месте надолго. Ни в коем случае нельзя заставлять своих жен и матерей проживать жизнь на кухне. Здесь зарождается не только вкусный суп, но и бытовое пьянство и даже позывы к убийству. Кухня — это глобально: это таинственное место, управляющее жизнью всего дома... Ёсимото

        Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а к сердцу женщины — через уши, то на «Кухне» театра «Понедельник Выходной» путь к сердцу зрителя лежит как раз и через уши, и через желудок. Спектакль — провокация, спектакль — разговор по душам. Вербатим, граничащий с театральным перформансом и жанром нон-фикшн, документальной основой которого становятся рассказы самих зрителей-очевидцев. Ради чего мы приходим в театр, если не ради искренности чувств и эмоций? Здесь они представлены не столько в художественной форме, сколько в живой полемике, диалоге двух сторон — гостей и актеров. Никакого шоу и мультимедии, натурализм в чистом виде — от соленых огурцов и колбасы на столе до разговоров без цензуры, без посредников и наблюдателей из зала. 

        

        Все действие происходит линейно, в одном пространстве и временном промежутке — за столом, находящимся прямо на сцене. Сценографическое решение максимально приближено к реалиям жизни: отсутствие декораций, если не считать подвесного рейлинга с деревянными лопатками, весь реквизит — кухонные принадлежности: ножи, доски, тарелки и чашки. Это может быть как дачная терраса со скамейками и незатейливой вафельной скатертью и самоваром, так и гостевой стол на небольшой кухне общежития семейного типа. 

        

        Действие начинается ровно с того момента, когда актеры и гости надевают перчатки и берут в руки ножи: за приготовлением салатов вдоль и поперек «разрезают» истину, рождающуюся в спорах за одним столом. Но прежде чем прийти на эту постановку, нужно обратить внимание на две важные детали: жанр — иммерсивный спектакль, и возрастной ценз — 18+. Иммерсивный, т. е. погружающий, подразумевает, что вы становитесь непосредственным участником действия и можете прямо повлиять на его ход. Дистанция минимальна: вместе с актерами вы находитесь в одних предлагаемых обстоятельствах и почти в одинаковых условиях сценического существования. Двухчасовой этюд для размышлений с монологами Вырыпаева, Хемингуэя, Кена Кизи и других. Есть правила игры, но созданы они лишь для того, чтобы их нарушать. Палитра ощущений самая разная и постоянно меняющаяся: от неловкости и смущения до смеха и слез. Да, будет мат (неожиданно? А мы ведь предупреждали — Вырыпаев, дамы и господа!), но мат этот оправдан цитированием произведений. Да, для некоторых ненормативная лексика совершенно неприемлема, и сам факт звучания ее в театре возмутителен. Но это не от неуважения к зрителю или же желания режиссера «настолько осовременить постановку, чтобы сделать ее понятной для всех слоев» — вовсе нет, тем более что Сергей Дроздов (режиссер спектакля «Кухня» и художественный руководитель театра. — Прим. М. М.) и сам неоднократно упоминал, что он не поддерживает мат на сцене. Каждый автор выражает свою позицию так, как считает нужным. Позиция Вырыпаева такова — жестко, прямо, без поблажек (и даже в женских монологах у него все по-мужски). Но можно ли акцентироваться только на этом, когда темы, поднимаемые в спектакле, — острые, провокационные, современные, несмотря на то, что по сути-то они и есть вечные: любовь женская и мужская; любовь безумная с ее необдуманными поступками и рисками; смерть, принятие веры и, в конце концов, жизнь — ради чего и зачем мы живем? Каждая большая тема на иммерсивной «Кухне» будто параллельна продуктам на столе, которые во время спектакля режут и перемешивают в винегрет или оливье. Мы — то, что мы едим, мы — то, о чем мы думаем. «Винегрет» из вечных тем раскладывается по тарелкам, и из каждой тарелки на острие вилки поднимаются новые проблемы: из любви — разговор о домашнем насилии; из смерти — право выбора — кому оно принадлежит в эвтаназии или в самоубийстве; из веры — религия, ставшая звеном политики. О чем именно будет спектакль, зависит от пришедшего зрителя, и каждый раз все будет проживаться совершенно иначе. Будет ли это обсуждение церковного раскола, кулябинского «Тангейзера» или же принятого закона «о наказании за оскорбление власти», а может — беседа неравнодушных о муравьях и пчелах, о загробном мире и реинкарнации — вполне возможно, что дело дойдет и до хармсовского абсурда, кто знает? С чем придете, о том и будете говорить. Но за столом вас неизменно будут ждать Роман Лящук, Анастасия Панина, Ирина Трифонова, София Соловьева и Владимир Швальбе. Нет конкретных персонажей, есть актеры и образы, сюжетные линии, благодаря которым в прениях сторон размываются четкие границы героев и человеческого эго. И ты никогда точно не знаешь, где в диалог вступает эго, а где — герой.

        Выйдя за порог театра, невольно задумываешься, как бы этот спектакль шел в другом городе при другой аудитории, какие бы споры предлагаемый театром «социологический эксперимент» вызвал бы там, где нас нет? Говорят, были и такие гости, которые разворачивались и уходили, не дожидаясь окончания, но в этот раз никто не покинул сцены до финальных аплодисментов, жаркие споры и обсуждения продолжались и после. 

        …Самое страшное в нашей жизни — равнодушие. И равнодушие может быть только человеческим. Удивительный парадокс: то, чего мы страшимся, порицаем и считаем неприемлемым для человека, лишь человеку и присуще. И пока револьвер не выстрелит в зияющую пустоту общества или в того, кто держит его у виска на кухне, всегда есть время и шанс, чтобы изменить траекторию движения и стать немного лучше. Разве не об этом «Кухня»? Об этом, конечно же, и о многом другом.


Маргарита Мендель 

частный журналистский проект notes Musica opus