ИРИНА БАЖЕНОВА: ЗАЖЕЧЬ СТУДЕНТА ЛЮБОВЬЮ К МУЗЫКЕ

Известный новосибирский педагог и музыкант рассказывает о своих учителях и коллегах, о методиках преподавания и об оценке аутентичности современного исполнения классики.

Ирина Юрьевна Баженова — заведующая фортепианным отделением Новосибирского музыкального колледжа им. А. Ф. Мурова, методическим объединением преподавателей школ города и области, куратор Бердской музыкальной школы им. Г. В. Свиридова, преподаватель с 30-летним стажем. В этом году фортепианному отделению исполняется 75 лет и десять лет, как Баженова работает в должности его руководителя.


— Ирина Юрьевна, каким было отделение времен вашей студенческой жизни?

— Было интересное время — мы были молоды, все было любопытно. После музыкальной школы мы вступали в новый профессиональный круг интересов — новые педагоги, новые требования. Мир музыки казался высоким, и к педагогам относились с огромным уважением и пиететом. По-другому, чем сейчас. Сейчас это больше близкие, партнерские отношения. В школе я училась у прекрасного педагога Надежды Николаевны Фоминой, она до сих пор жива-здорова, работает в музыкальной школе Краснообска. В училище у нас были большие курсы по 25-26 человек из города и области. Конечно, область всегда была послабее, что сразу чувствовалось, но мы им помогали. К сожалению, это сохранилось и по сей день, областные кадры намного слабее.
Мы находились в веселой творческой среде, обменивались пластинками, ходили на концерты. Когда появлялась новая пластинка или книга, все студенты собирали деньги, отложенные на обед, и бежали в магазин. Посещение концертов, походы в оперный театр — рабочая необходимость для студентов. Далекие, но теплые и светлые воспоминания.

— Расскажите о вашей учебе в консерватории.

— В консерватории я занималась с 1985 по 1990. Училась у Александра Викторовича Урвалова, он был на тот момент заведующим фортепианной кафедрой. Второй фортепианной кафедрой заведовала Мери Симховна Лебензон. С Урваловым мы до сих пор переписываемся, он живет и работает в Германии, гастролирует. Очень интеллигентный, открытый человек. У него я прошла большие программы, закончила с отличием консерваторию, на выпускном экзамене играла «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова — очень люблю это произведение. До сих пор помню ощущения, как мы его играли, — такой напор, драйв, замечательные кульминации. Музыка потрясающая.
На четвертом курсе я вышла замуж и уже заканчивала консерваторию в экстренном порядке с маленьким ребенком на руках — моим первым сыном. Одно из ярких впечатлений — выступление в Новосибирской консерватории Святослава Рихтера. Отличников посадили прямо на сцене в органном зале, и мы видели его руки, его лицо, его эмоции. Ощущение приобщения к музыкальной святыне — необыкновенное. Рихтер на тот момент был кумиром. Это сейчас много разных исполнителей, а тогда советская школа боготворилась, да и исполнителей было меньше.

— Как преподавание стало вашим призванием? Какова сфера ваших профессиональных интересов?

— Педагогическая практика началась еще во время учебы в консерватории. Думаю, большое влияние оказала мой первый педагог Надежда Николаевна Фомина, она с огромной любовью относилась к детям и любила свою профессию, делала все творчески, с улыбкой, что сохранилось и по сей день. Еще обучаясь в консерватории, я стала работать в ДМШ № 2, которую заканчивала сама, — в Новосибирске я родилась и выросла. Начинала концертмейстером, потом стала преподавать, тогда меня и пригласили в колледж. Там преподавала методику у теоретического отделения, потом уже на фортепианном отделении — и специальные предметы, и методику преподавания игры на фортепиано.
Сфера моих профессиональных интересов связана с педагогической и исполнительской деятельностью, с углублением и расширением их границ. Например, не так давно прошли мастер-курсы Константина Лифшица в рамках проекта Транссибирского арт-фестиваля «Просто общайся со звездой». Возвращаясь с них, ловишь себя на мысли, что начинаешь иначе общаться со студентами — и где-то цитируешь Лифшица, находя параллель с его педагогикой. Константина Яковлевича как прекрасного музыканта и педагога мы (преподаватели фортепианного отделения) открыли еще в прошлом году. Профессиональное общение с таким человеком — большое удовольствие и бесценный подарок.

— Часто ли вы обращаетесь к азам своих педагогов или полагаетесь на собственное выверенное кредо?

— Все в синтезе. Во-первых, мы учим так, как учили нас. Сформированное в детстве и в студенчестве закладывается в нас и синтезируется. Базовые вещи начинаешь по-другому оценивать, когда преподаешь сам. Слова и рекомендации Артоболевской или Гнесиной, Нейгауза или Перельмана переосмысливаешь уже через призму своего педагогического опыта. Постоянно обращаешься к методической литературе и посещаешь мастер-классы известных педагогов.

— Что самое важное в работе со студентами?

— Главное — любовь к своему делу и профессионализм. Необходимо находить то, что будет интересно творческой натуре и индивидуальности студента. Педагогу тоже нельзя останавливаться на достигнутом — поводов для саморазвития всегда очень много. Мы постоянно поддерживаем связь с консерваторией, наши студенты принимают активное участие в мастер-классах профессуры — Мери Симховны Лебензон, Елизаветы Аркадьевны Романовской, Ларисы Владимировны Смешко, Дины Леонидовны Шевчук, а также в рамках Транссибирского арт-фестиваля, когда приезжают исполнители мировой величины, которые тет-а-тет общаются и со студентом, и с педагогом. Наши студенты играли на мастер-классах Сергея Тарасова, Полины Осетинской, Дениса Кожухина. С мастер-классами к нам приезжали и другие замечательные музыканты — Юрий Розум, Наталья и Юрий Богдановы, Михаил Богуславский, Анна Шелудько, Константин Шамрай, Олег Шитин, Игорь Реснянский и многие другие.

— На вас нагрузка не только как на ведущем педагоге колледжа, но и как на заведующей всем отделением. Сложно ли совмещать два вида деятельности?

— Да, фортепианным отделением я заведую с 2010 года, в этом году десять лет как я на этой должности, до этого, тридцать пять лет, замечательный музыкант Владимир Васильевич Гурьянов возглавлял отделение. Конечно, нужно быстро уметь организовывать людей, время, даты, числа. Необходимы контроль и быстрая реакция на смену событий, ведь все очень подвижно – учебная нагрузка, репетиции, концерты, организация курсов, мастер-классов и многое другое. Стараюсь совмещать и относиться позитивно к своей работе. Важны саморегуляция и организация небольших островков отдыха. Восстановлению способствуют внутренняя уединенность, чтение, природа. Часто приходится заряжать своей энергией студентов, тогда к концу урока у них уже и настрой другой, и отдача.

— Часто ли вы выступаете в роли исполнителя?

— Стараюсь выступать и соло, и в фортепианном ансамбле, и как концертмейстер — это очень важное звено. Другое дело, что педагогическая и административная нагрузка не позволяет выступать так, как хотелось бы.

— Какое количество студентов вы уже выпустили, как складывается их дальнейшая судьба?

— Невозможно сказать конкретную цифру, так как студентов действительно много, и я вела разные предметы. Стараюсь следить за их судьбами: одни заканчивают консерваторию и ищут себя в педагогике, работают концертмейстерами в оперном театре, другие успешно выступают как органисты в разных ансамблях, кто-то работает в звене детского сада — в качестве оформителя спектаклей и в начальной педагогике, кто-то находит себя в музыкальной журналистике. Не всегда в судьбах все складывается ровно, порой жизненные обстоятельства вмешиваются. К сожалению, люди начинают искать работу в других сферах, чтобы выжить. Мы вкладываем в студентов силы и здоровье, а жизнь потом корректирует их планы, им приходится уходить из музыки, чтобы содержать себя.

— Лет восемь назад на теоретическом отделении остро стоял вопрос смены советских фортепиано на современные электронные. На фортепианном отделении таких проблем не возникало? В чем заключается неповторимость «живых» инструментов?

— Безусловно, в классах фортепианного отделения стоят только рояли, в последние годы обновился парк инструментов, хотя и недостаточно. Старые рояли, тот же Petrof с достаточно хорошей механикой, требуют ремонта и могли бы еще послужить. У нас появились новые рояли фирмы Kawai и Yamaha, недавно — старинный инструмент Becker после реставрации. Когда ученик дома занимается на синтезаторе, приближенном к роялю, это сразу отражается на технике туше, прикосновении, потому что само погружение в клавиши, ощущение веса и глубины нажатия, возникновение звука совершенно другие. Электронным инструментам присущ маленький люфт нажатия и плоское звучание, поэтому о тембре, красках звучания очень сложно говорить, здесь нужен настоящий рояль, фортепиано, пианино, которые бы еще и регулярно настраивались.

— Люди довольно часто называют фортепиано «пианино». Одни считают эти два названия тождественными, другие видят принципиальные различия…

— Насколько я понимаю, «фортепиано» — широкое название, включающее в себя и пианино, и рояль. Пианино — более узкий сегмент. В просторечии часто используют «пианино», но «фортепиано», на мой взгляд, более грамотное название.

— Как вы считаете, меняется ли темп времени, имею в виду отличие, например, allegro времен Бетховена от нынешнего, указанного в нотах современных композиторов? И всегда ли исполнение должно быть максимально аутентичным?

— Вопрос непростой, но если брать нашу исполнительскую практику, то время меняется, и, с одной стороны, нам сложно судить, в каком темпе играл Бетховен и как бы он отнесся к нынешним темпам студентов, играющих его сонаты. Мы можем только догадываться. Второй момент связан со спецификой инструментов: мы знаем, что в то время, когда жили наши классики, инструменты и их акустические свойства были немного другими. Отсюда множество редакций бетховенских сонат и споров, чьи редакции лучше, а это творческая и личностная составляющая каждого исполнителя. Вспомним тот же речитатив из Семнадцатой сонаты Бетховена — где-то пишут, что педаль должна меняться и используется полупедаль, а есть редакции с одной большой педалью на протяжении всего речитатива, даже если решение не в одном тональном ключе. И эта некая педальная завеса у Бетховена — эксперимент в будущее, путь к экспрессионистическому направлению, своего рода музыкальный прорыв. Сегодня музыкант должен обладать более тонким акустическим слышанием и грамотным использованием кончиков пальцев, чтобы это звучало изысканно и чисто.
Что касаемо аутентичности, на мой взгляд, ключевое — интересно ли это публике. Если исполнение искреннее, эмоциональное и живое, то тогда оно имеет право на существование. А если это аутентично ради самой «аутентичности» и сделано ради галочки, то в этом, я думаю, нет смысла.

— Что бы вы пожелали фортепианному отделению в его юбилей?

— Чтобы как можно больше действительно думающих и интересных личностей приходили в музыку и выбирали бы ее своей будущей профессией, относясь к этому душевно, серьезно и ответственно. И, конечно, хотелось бы, чтобы они были по-настоящему талантливы — с такими студентами гораздо интереснее заниматься, и хочется видеть, как из них вырастает новая плеяда музыкантов. Я и все мои коллеги, преподаватели фортепианного отделения, очень на это надеемся и вкладываем все силы в наше общее профессиональное дело.

Маргарита Мендель

«Новая Сибирь»

Фото из личного архива Ирины Баженовой